[ad_1]
О ФИЛЬМЕ «ХИТРОВКА. ЗНАК ЧЕТЫРЕХ»
— Я большой поклонник Гиляровского, мне его рассказы нравились всегда, и давно хотелось их экранизировать. Но долгое время я не знал, как подступиться к этому материалу, ведь у Гиляровского фактически нет законченных сюжетов. Мне нужно было найти центральную историю для фильма. В какой-то момент в моем воображении его истории вдруг органично совпали с повестью Артура Конан Дойля «Знак четырех». Дело в том, что у Гиляровского много таких персонажей, которые подразумевают что-то детективное, «конандойлевское». Например, у него есть Индиец, который держал лавку древностей и таинственным образом был убит. А у Конан Дойля есть аналогичный персонаж — Раджа. Таким образом, пазл сложился. Сюжет Конан Дойля органично вписался в хитровскую реальность — очень живописную, яркую, таинственную. И криминальную — с бандитами, каторжниками, убийцами.
Мне вообще хотелось сделать кино, основываясь на том, что мне нравилось в юности: приключенческая литература Дюма, детективы Конан Дойля. Хотелось снять зрелищную развлекательную картину — то, что американцы называют entertainment film. Я ведь, кроме своего «Мы из джаза», никогда развлекательных фильмов не снимал.
О ПРИКЛЮЧЕНИЯХ ЮНОСТИ
— Культовым местом для советской молодежи конца 60—70-х годов было кафе «Метелица» на Новом Арбате. Мы еще десятиклассниками захаживали туда. Экономили деньги, выданные родителями на карманные расходы, и бежали в кафе. Стиляг мы не застали, тогда уже появились советские хиппи, молодежь начала увлекаться западной рок-музыкой. Отечественные рок-коллективы только зарождались. Нам нравилась группа «Атланты», там играл ныне знаменитый Константин Никольский, а лидером у них был Иван Лактионов — сын известного советского художника Александра Лактионова. В Москве было несколько таких тусовочных мест: «Метелица», кафе «Лира» на улице Горького и ресторан «Спорт» в Лужниках. Собственно, главная их фишка была в том, что там можно было потанцевать, но только до одиннадцати — потом все закрывалось.
Самым дешевым напитком был пунш — ликер с соком. Все стоило копейки, но откуда у школьников лишние деньги? Для вида мы заказывали местный коктейль «Шампань Коблер» за 60 копеек, а с собой проносили бутылочку чего-нибудь покрепче и незаметно ее распивали.
Бывали и драки. Помню один случай в 1969 году. Тогда со стороны Китая на острове Даманский было совершено нападение на советских пограничников. Это вызвало колоссальный всплеск патриотизма среди молодежи. Помню, как мы все негодовали. Как раз в «Метелице» все это активно обсуждалось. И вдруг в кафе появились два парня. Не знаю, как это им взбрело в голову, но они прикололи на пиджаки значки с изображением Мао Цзэдуна. От входа им удалось дойти ровно до середины лестницы — на этом их путешествие закончилось. С этой же лестницы их и спустили.
О МЕСТАХ В МОСКВЕ, ПОХОЖИХ НА ДОРЕВОЛЮЦИОННУЮ ХИТРОВКУ
— Такой Хитровки, которая предстает в нашем фильме, в Москве уже не было. Но Красная Пресня, где прошли годы моего детства, была забытым богом рабочим районом. И криминала там хватало. В бараках жили приезжие или дети приезжих. Моя мама ведь тоже из крестьянской семьи, из села Салганы Нижегородской области. Ее отец завербовался на стройку, и они переехали в город. Жили на улице Черногрязской — сегодня это одна из самых фешенебельных улиц, а тогда сплошные бараки. Дед во время войны умер. Я помню бабушку и своего дядю Юру, который вернулся из мест не столь отдаленных. К моему рождению он уже два раза отсидел — за ограбление ларька. Типичная история для этого района! Молодежь вся была полукриминальная, ходили с финками. Дядю выслали за сто первый километр, в Дзержинск. А мужик был хороший. Позже он стал дальнобойщиком и, будучи в Москве, всегда останавливался у нас.
О РОДИТЕЛЯХ
— Отец родом из Баку, а его предки из Нагорного Карабаха. Старинный армянский княжеский род — Мелик-Шахназары. Папа — фронтовик, на войне провел два полных года, молодой офицер — старлей, орденоносец. В то время установка была: молодых боевых офицеров оставлять в армии. И хотя отец не хотел продолжать службу, его года два еще продержали. Потом он все-таки демобилизовался, экстерном за два года окончил в Баку юридический факультет государственного университета и поехал в Москву в аспирантуру. Тут они с мамой и познакомились, где-то на танцах. Жилья у отца не было, вот они и поселились у моей бабушки по матери в бараке. А в 1952 году родился я. Папа уже работал в Политиздате — занимался изданием партийной идеологической литературы.
О ФИЛЬМЕ «БЕЛЫЙ ТИГР»
— До этого я как продюсер работал над «Звездой» с режиссером Николаем Лебедевым. Идея этого фильма принадлежала мне. Но одно дело — быть продюсером, а совсем другое — режиссером на съемочной площадке. Военные картины вообще сложные. Тем более что у нас в «Белом тигре» нет компьютерной графики! Мы работали по-настоящему: если где-то что-то взрывалось, значит, взрывалось. Никогда не забуду одну сцену: снимаем колонну танков, попавшую под обстрел. Естественно, по периметру заложены различные устройства, которые в кадре загорались. И тут выясняется жуткий факт: если танк на ходу — он затягивает пламя внутрь. Я об этих особенностях не знал, хотя в армии служил именно в танковой дивизии. В общем, наши танки на съемочной площадке стали загораться изнутри! К счастью, не во всех танках были полные экипажи, в основном ограничивались одним водителем-механиком. А башни оставались пустыми — в них-то и стали загораться сиденья. Слава богу, никто не пострадал! Но был другой случай: при взрыве танка у одного механика случилась контузия — кровь пошла из ушей.
А когда снимали бой в деревне, часть съемочной группы чуть не погибла. В декорацию дома-сруба должен был въехать танк — одну камеру мы поставили перед ним, другая снимала сбоку. Однако танк на ходу пушкой сдвинул дом, стены и крыша стали осыпаться прямо на съемочную группу. Ребята не видят, что за их спинами обрушаются бревна, а я-то в монитор все вижу! Кричу в рацию: «Стоп, стоп!» Но наши героические оператор и механики не бросили камеру, а продолжили снимать. И этот кадр вошел в картину. Если бы танк продвинулся еще на метр, трагедии было бы не избежать.
О САМОМ ЗАПОМИНАЮЩЕМСЯ КИНОФЕСТИВАЛЕ
— Самым запоминающимся для меня стал Московский кинофестиваль 1987 года, когда я за «Курьера» получил приз. Это был первый ММКФ после того, как Горбачев публично провозгласил перестройку. Что вызвало колоссальный интерес у международной общественности. Я дважды бывал в Каннах, участвовал в Венецианском, в Берлинском кинофестивалях, но такого количества мировых звезд, сколько съехалось в Москву в 1987 году, я никогда больше не видел!
Только вдумайтесь! Я участвовал в конкурсе с Феллини, с Копполой. Жюри возглавлял Роберт Де Ниро. На фестиваль прилетели Ханна Шигулла, Габриэль Гарсиа Маркес. Помню, я пришел на собственную пресс-конференцию чуть раньше, а передо мной, оказывается, Маркес выступает. Звезд было так много, что актера Лино Вентуру забыли встретить в аэропорту, он сам добирался на такси.
Главной достопримечательностью кинофестиваля всегда считался пресс-бар. Он работал круглые сутки, и там, в отличие от всех остальных мест в Москве, можно было выпивать до утра. В том году в пресс-баре за каждым столом сидела какая-нибудь звезда. Помню Настасью Кински, Мастроянни с Мазиной, а один из вечеров я провел с Милошем Форманом. Он хорошо говорил по-русски, очень любил все русское, в том числе водку, которой мы с ним выпили немало. Никаким диссидентом он не был, как у нас принято считать. Мы с ним проговорили до утра. Когда вышли на улицу, слепило летнее солнце… А с Федерико Феллини мы сидели вместе на сцене. И на протяжении сорока минут, пока шла церемония, я ему переводил. Я получил Специальный приз жюри, а он Гран-при. Награду мне вручал Роберт Де Ниро — мы потом с ним пообщались в пресс-баре, обменялись телефонами.
О РАБОТЕ С ЛЕОНИДОМ ФИЛАТОВЫМ
— Я бы с радостью продолжил работу с Филатовым, но Леня вскоре начал болеть… По сценарию «Города Зеро» главный герой был среднестатистическим советским человеком. Я полагал, что на эту роль нужен такой же артист — середнячок, который звезд с неба не хватает. Долго я его искал, но ничего у меня не получалось. Я уже зашел в тупик, не знал, как быть, когда в один прекрасный вечер в ресторане Дома кино случайно увидел Леонида Филатова. Мы не были знакомы. Я сидел с кем-то за одним столиком, он с Ниной Шацкой за другим. Я невольно наблюдал за Леонидом, и вдруг меня будто что-то стукнуло: «Кого ты ищешь?! Какого еще середнячка? Вот кто тебе нужен!» Филатов в то время был очень популярным артистом, но и у меня кое-какая репутация имелась — я уже снял «Курьера». И я решился — подошел к нему, поздоровался. Предложил: «Сыграйте у меня». — «Ну присылайте сценарий, я посмотрю». Сценарий ему понравился, и он пригласил меня на встречу в Театр на Таганке. Мы сели в буфете, и Филатов начал: «Давайте работать, я буду играть…» И тут я вдруг заявляю: «Леонид, все-таки надо попробоваться». Несмотря на то что времена уже были перестроечные, систему худсоветов еще никто не отменил. Пробы были обязательны. Но я уже понимал: Филатов именно тот, кто мне нужен. Среднего человека должен играть выдающийся актер, а не середнячок, как я полагал изначально. А Филатов был по-настоящему великим актером — такая роль была ему по силам.
О ТЕАТРЕ НА ТАГАНКЕ
— В молодости я сильно им увлекался. А мой папа одно время был очень дружен с Любимовым, потому что много помогал Таганке. Он же в ЦК работал, и когда на Таганке закрывали очередной спектакль, папа передавал письма Юрия Петровича генсеку Брежневу. Все это было довольно рискованно, и однажды отцу даже Фурцева позвонила: «Что вы всё опекаете эту Таганку? Это не в вашей компетенции!» Папа в международном отделе работал… Так что Любимов, Целиковская, Высоцкий бывали у нас дома. И благодаря этому у меня всегда имелись контрамарки на Таганку.
О ВЛАДИМИРЕ ВЫСОЦКОМ
— Он бывал у нас в гостях, часто пел. Мне было лет 15—16, и я с упоением его слушал. Записывал его застольные выступления на катушечный магнитофон. Думаю, это интересные записи, которые еще никто не слышал. Высоцкий любил американские сигареты, и мой папа доставал их ему в цековском буфете, а я отвозил. Однажды повез в больницу, куда-то на окраину Москвы. Помню, Володя спустился ко мне в пижаме.
А когда я стал учиться на режиссера, он мне все время говорил: «Карен, когда выучишься, сними меня обязательно. Хочу у тебя сыграть какую-нибудь роль». И это было так искренне, так трогательно! Он же страдал от нереализованности в кино, его все время не утверждали худсоветы и высшее руководство. Я, конечно, о его просьбе помнил. Но в моей дебютной картине «Добряки» для Высоцкого подходящей роли не нашлось. А до следующей моей картины он не дожил. Очень обаятельный был человек. Леня Филатов про него тоже много рассказывал, он очень Высоцкого любил.
(Павел Соседов, «7 дней», 14.05.23)
[ad_2]
