[ad_1]
Оценка: 9 из 10
На Венецианском кинофестивале показали новый фильм Луки Гуаданьино «Целиком и полностью». В ролях: Тимоти Шаламе, Тэйлор Рассел, Марк Райлэнс, Хлои Севиньи.
Новый фильм Луки Гуаданьино «Целиком и полностью» — не только долгожданная после «Назови меня своим именем» коллаборация с Тимоти Шаламе, но и ещё один после «Суспирии» 2018 года гвоздь в крышку гроба классического хоррора. Кажется, этот жанр окончательно переходит к своей постмодерновой и постчеловеческой эпохе, выходя за пределы гуманизма к принятию (радикально) иного. Подобного рода прием уже использовал Эдгар Райт в своем последнем хорроре «Прошлой ночью в Сохо», Роберт Эггерс в «Ведьме», Джордан Пил в фильмах «Мы» и «Прочь».
Раньше монстры прятались в закоулках бессознательного, шныряли в потёмках жуткого (один из канонических примеров этому «Нечто» Карпентера, где зло целиком даётся посредством отстранения), сейчас же пришло время тьме выйти на свет или заместить его: перспектива восприятия в фильме Гуаданьино перевернута, повествование ведётся от лица антигероини — 16-летней людоедке Мэрин (Тэйлор Рассел). Успешно съев палец своей подруге на одной из подростковых вечеринок, напоминающей по своей эстетике недавний сериал режиссёра «Мы те, кто мы есть», она отправляется на поиски своей матери — единственного человека, который может что-то знать о ее таинственной природе. К слову, матерью героини вполне могла быть повзрослевшая героиня из «Сырого», дебюта прошлогодней победительницы Канн Жули Дюкурно. Там две сестры из ветеринарного колледжа тоже грешат каннибализмом. Возможно, Лука Гуаданьино позаимствовал открывающую сцену с пальцем оттуда.
Мама — анархия, а папа не выдержал этой дьявольщины и сбежал, оставив дочь на произвол судьбы. Ко всему прочему это фильм об одиночестве и заброшенности, о том, к какой нечеловеческой грани может подвести вынужденная или добровольная изоляция. Настоящими монстрами нас делает автономное, обособленное от всех существование.
Едва удалившись от своего прежнего дома, Мэрин выясняет, что мир населен такими же «едоками», как она, супергероями со знаком «минус», наделенными сверхобонянием и способными распознать друг друга по запаху. Один из таких «едоков» Ли (Тимоти Шаламе) немного неказистый в амплуа беспечного ездока и благородного бунтаря. Вместе они становятся partners in crime, новыми Бонни и Клайд, и хотя фильм наполнен кинематографическими референсами Нового Голливуда, в репрезентации героев есть явные смещения: обычно брутального путника играет хрупкий Шаламе, не чурающийся однополых поцелуев и негетеронормативного секса с одной из своих жертв, да и главная героиня намного более субъектна: она несет ответственность за свою жизнь и сама проходит путь от экзистенциальной растерянности до принятия и прощения себя и другого.
Несмотря на то, что многих пугает тема каннибализма (кто-то даже говорит о его оправдании), фильм Гуаданьино всего лишь художественная реальность — утрированная, трансгрессивная, аморальная, бунтующая против тоталитарной нормы, поэтому говорить о пропаганде чего-либо здесь нерелевантно. Есть определенные сомнение, что вообще кино может что-то пропагандировать, насаждать «сверху». Кино — это всего лишь один из способов совладать с существованием, сделать его более выносимым.
Игра со смыслами внутри сложившегося жанра — это удачный способ деконструкции культурных штампов и архетипов: мать может представлять не защиту, а опасность, отец — не опору, а ненадежность, что-то, что мы считаем нормальным, может оказаться предельной жестокостью: в одной из сцен Ли и Мэрин замечают, что у животных тоже есть мышление и язык, но люди едят их, даже не задумываясь. В фильме Гуаданьино нет интеллектуальной лености, много ставится под вопрос и населяется парадоксами: нежность будет граничить с насилием, сентиментальное инди-кино с хоррором, убаюкивающая гитарная закадровая музыка с атональной. Отдельно радует отсутствие брезгливости Гуаданьино ко всему телесному, режиссёр не щадит зрителя и взывает к самой плоти во всем ее многообразии, одновременно принимая ее: и даже самые подробные сцены поглощения вызывают не отвращение, а скорее любопытство.
Встречи, даже недолгие — зыбкое условие человечности, и в этом смысле они вечны и фундаментальны. Брошенные в мир, растерянные посреди него и ничего не знающие о себе, как Мэрин и Ли, мы проводим лишь некоторое время вместе с кем-то. Идея о том, что что-то столь нестабильное может быть основополагающим — некомфортна, но, кажется, единственный выход — просто принять это и любить. Даже если рано или поздно придётся съесть любимого человека, чтобы не навредить другим. Это так просто.
Анна Стрельчук, Венеция, InterMedia
[ad_2]
