[ad_1]
В одной из статей о разрушительной силе обид мы размышляли о том, как часто мы носим в сердце обиду на родителей, ропщем и на Самого Бога-Отца, попустившего нам трагические обстоятельства. Можно ли отвечать на застарелое зло любовью?
В том же материале мы приводили мнение архимандрита Саввы (Мажуко): «Хочешь простить отца – стань отцом для другого человека. Может быть, даже не в физическом смысле, может быть, стань покровителем, вдохновителем для другого человека.
Поддержи какое-нибудь служение, проект, сам понеси какое-нибудь служение – по-настоящему, с достоинством, с красотой, с честью.
Хочешь простить Бога – стань богом для другого человека, изливай милосердие, доброту, щедрость на другого человека, на того, кто рядом с тобой.
Вот это и будет твой ответ на вопрос, как простить отца. Мне кажется, всё очень просто. Хотя быть несчастным гораздо приятнее. Тут уж нам никуда не уйти от этого сладострастия, о котором так много писал Ф. М. Достоевский».
Духовный совет отца Саввы наводит на сложные, противоречивые размышления. Неужели это возможно – стать богом для тех, кого мы любим? Стать, чтобы исполнить для них то дело любви, то чудо, в котором (в какой-то страшный и горький для нас момент) нам самим было отказано? Не кроется ли в этой возможности искусительный повод для гордыни?
Сказанное отцом Саввой на первый взгляд кажется даже дерзким, неисполнимым, невозможным. Но только на первый взгляд. Ведь, по размышлении, на память приходят подвиги святых всех времен.
Не будем углубляться во тьму веков, припомним близкое – мать Марию (Скобцову), что вошла вместо другой заключенной в газовую камеру. Елизавету Федоровну Романову, что не покинула Россию в революцию, пожалев своих подопечных, сохранив богадельни и приюты, госпитали и больницы, Марфо-Мариинскую обитель.
Этим удивительным святым женам удалось почти невозможное – стать богом для другого, не возводя себя в степень, не создавая свой пантеон. Их деяния, по-настоящему уподобленные делам Христовым, не позволяют нам даже заподозрить их в себялюбии и гордыне. Они – пример христианского горения в вере для нас и наших детей.
Но – скорее всего, возразите вы – это же святые. А что можем мы, обычные грешные люди? Разве это наша человеческая мера?
В ответ у меня всего лишь два скромных житейских, вовсе не богословских, аргумента.
И первый – то, что все мы призваны к святости и достоверно не знаем, как может нас спасти и за что прославить Господь, поскольку и святость совершается в нас Его волей, действием Его благодати. Так что не будем и мы зарекаться от святости.
И второй аргумент – это удивительный текст, который нашелся на просторах Интернета.
Он рассказывает о маленьком и незаметном подвиге любви одного известного человека, жизнеописание которого вряд ли станет сочинением в духе агиографии, говоря проще – навряд ли святого. Речь о писателе Кафке, произведения которого и сегодня интересны читателю, пусть не широкому, но тому, кто имеет некоторый литературный кругозор.
И вот этот удивительный текст.
«Живя в Берлине, Франц Кафка каждый день прогуливался по парку. Там он однажды встретил маленькую девочку, которая потеряла куклу и громко плакала. Кафка предложил ей помочь в поиске и встретиться на том же месте на следующий день.
Куклу знаменитый писатель, конечно, не нашел. Но зато принес написанное им от ее лица письмо.
«Пожалуйста, не огорчайся моему отсутствию, – зачитывал вслух Франц. – Я уехала в путешествие, чтобы повидать мир. Буду писать тебе обо всех своих приключениях».
Следующие несколько недель они встречались в парке, и писатель читал девочке письма, в которых кукла в красках описывала свою поездку.
Вскоре у Кафки случилось обострение туберкулеза, и ему потребовалось отправиться в санаторий в Вену. Перед этой поездкой, ставшей для писателя последней, Кафка встретился с девочкой и подарил ей куклу.
Она была совершенно не похожа на ту, что девочка когда-то потеряла. Но к ней прилагалась записка: «Путешествия изменили меня»».
Это происшествие из жизни Кафки совершенно поразительно. Таким был его ответ этому миру в лице маленькой девочки, плакавшей в парке от своей первой невосполнимой потери.
Мир уходил из-под ног умирающего писателя. Ему оставалось жить совсем немного. Но успел исцелить чью-то сердечную рану, унять боль, успокоить тревогу, разрешить сомнения. Превратить слезы в радость.
Жаль, у этой истории нет продолжения. Жаль, что никто не встретил потом эту девочку, когда она повзрослела и наверняка вспоминала произошедшее в берлинском парке. Хранила письма от куклы, покинувшей ее без возврата и ту, новую куклу, которая вернулась к ней.
Мне интересно было бы разговориться с той выросшей девочкой и подробно расспросить о тех встречах и разговорах. И отчего-то мне кажется, она бы поделилась со мной: в минуты ее отчаянного детского горя ей отвечал не странный, болезненного вида человек на парковой скамейке, а сам Бог.
Валентина Патронова
Илл. – картины Нино Чакветадзе
[ad_2]
